Следы памяти в городе | уличное исскуство
Введение
Город всегда кажется мне живым организмом, который помнит больше, чем мы способны увидеть. Его память не хранится только в музеях или официальных монументах. Она проступает в мелочах: в стикерах, мозаиках, подпорченных фасадах, чьих-то надписях, уличных интервенциях, в неожиданных жестах, которые остаются на стенах и тротуарах. Эти визуальные следы: личные, анонимные, спонтанные, создают ощущение непрерывного присутствия людей, которые были здесь до меня и будут после.
Я выбираю исследовать именно этот слой городской жизни, потому что он помогает понять, как формируются способы помнить и быть увиденными, даже когда у человека нет институционального доступа к тому, чтобы «официально» оставить след.
Работая с теоретическими подходами (от Джудит Батлер, которая пишет о хрупкости жизни и видимости утрат, до Эйвери Гордон, описывающей haunting как возвращение непроговорённого прошлого; от Тима Кресвелла, размышляющего о месте как практике, до Пайла, анализирующего городские фантасмагории), я смотрю на уличное искусство как на форму неформальной памяти. Эти авторки и авторы помогают понять: след в городе это не просто жест самовыражения, а способ заявить о себе, вернуть городскому пространству «призрачный» голос, который иначе оказался бы стёрт.
В этом исследовании я обращаюсь к трём художникам, чьи практики по-разному вскрывают тему следа и городской памяти. Жёлтый Кубик работает с пиксельными мозаиками в Оренбурге, его интервенции превращают прогулку в ритуал внимательности и напоминают о хрупкости старой городской среды. Никита Nomerz оживляет заброшенные здания, рисуя «лица» на торцах разрушенной архитектуры. Его работы буквально возвращают голос тому, что город предпочитает забыть. Тимофей Радя использует текст как жест публичной памяти, превращая фасады и крыши в площадки для кратких, но острых высказываний о социальной и эмоциональной реальности.
Отдельным предметом размышлений для меня стал фильм «Выход через сувенирную лавку». Я рассматриваю его не как историю о попытках удержать память о связях, городских ритуалах, дружбах и утраченных моментах. Фильм показывает, что следы на стенах документируют не только художественные жесты, но и отношения между людьми.
Моя задача — не пересказать биографии художников, а через их практики и высказывания приблизиться к пониманию главного вопроса: зачем мы оставляем следы в городе, и что именно мы пытаемся удержать этими жестами? Как визуальное вмешательство в город становится способом заботы, сопротивления забвению, формой коллективной и личной памяти?
Город как пространство памяти
Рассматривая город как поле для визуальных следов, мне важно понять, что именно делает город местом памяти. Официальные версии прошлого существуют в монументах, музеях и мемориальных табличках, но они охватывают только видимую и одобренную часть истории. То, что не вошло в официальные нарративы, продолжает жить в тенях, в паузах, в трещинах на фасадах, в знаках, которые оставляют люди. В этот момент меня особенно поддерживает идея Эйвери Гордон о городе как пространстве, где прошлое возвращается в форме призраков. Она пишет о haunting как о способе появления непроговорённых событий, забытых людей и неразрешённых переживаний. Если смотреть на город так, то любой визуальный след на стене превращается в маркер того, что не укладывается в упорядоченный городской сценарий.
Городские пространства действительно часто раскрываются через свои «призрачные» слои. Есть районы, в которых сохраняется ощущение утраты, даже если физически ничего не напоминает о прошлом. Я замечаю такие места по особенной тишине, по странному сжатию воздуха, по чувству, что здесь кто-то был до меня. Иногда это проявляется в виде разрушенного дома, иногда в виде пустого окна или потёртых следов рекламы, иногда в маленьком рисунке, который кто-то оставил на стене. В этот момент визуальный след становится способом услышать то, что обычно не звучит. Он напоминает, что город хранит не только официальную историю, но и множество частных, неоформленных, ускользающих.
Джудит Батлер говорит о видимости жизни и утраты, о том, что одни человеческие переживания считаются достойными публичного признания, а другие остаются невидимыми. Эта идея помогает взглянуть на уличное искусство как на форму восстановления видимости. Когда кто-то оставляет свой знак в городе, он делает себя заметным хотя бы на короткое время. Здесь память становится не финальным архивом, а процессом присутствия. След на стене символизирует хрупкий жест, который может исчезнуть под слоем краски, но все равно оставляет след в восприятии тех, кто его замечает.
Мне также близка позиция Тима Кресвелла, который рассматривает место как практику. Место формируется не за счёт географии, а благодаря повседневным действиям и маршрутам людей. След в городе можно понимать как утверждение себя: человек буквально вписывает своё существование в пространство. Такой жест может быть протестным, игривым, уязвимым или интимным. Но в любом случае он меняет само место. Стена с рисунком становится не просто куском архитектуры, а точкой встречи между городом и человеком. Это маленькое, но значимое вмешательство, которое превращает анонимное пространство в место с личной историей.
Стив Пайл описывает город как фантасмогорию, в которой реальность перемешана с эмоциями, фантазиями и коллективными переживаниями. Если опираться на этот взгляд, уличные следы можно читать как вспышки смысла, возникающие в хаотичном городском потоке. Они не подчиняются правилам архитектуры и не стремятся к долговечности. Их задача состоит в том, чтобы на мгновение прервать привычный ритм и напомнить человеку, который здесь проходит, что пространство тоже обладает опытом. Иногда это опыт разрушения, иногда опыт радости, иногда опыт забытых историй.
Когда я соединяю эти теоретические подходы, возникает важное понимание. Городская память не фиксируется один раз и навсегда. Она формируется через постоянные вмешательства, жесты, следы и мелкие действия, которые оставляют люди. Именно поэтому уличное искусство и стихийные визуальные пометки оказываются важными. Они создают эмоциональный слой, который дополняет официальную картину города и формирует пространство, где сохраняются личные ощущения, утраты и надежды. В этих следах звучит то, что сложно удержать в институциональных форматах.
Жёлтый Кубик: след как жест любви к месту
Жёлтый Кубик
Когда я впервые смотрела интервью и работы Жёлтого Кубика, меня поразило, насколько спокойно и ненавязчиво он разговаривает с городом. Его пиксельные плиточные мозаики прячутся не на самых оживлённых улицах, а в боковых переулках, двориках, нишах и местах, куда обычно не заходят случайные прохожие. Чтобы увидеть его работу, нужно свернуть с Советской, выйти за пределы удобного маршрута и позволить себе исследовать город так, как будто у тебя есть время. Для меня это сразу превращает его практику в упражнение в внимательности. Чтобы увидеть след художника, я сама вынуждена оставить свой собственный след: шагнуть в сторону, вглядеться, остановиться.
Жёлтый Кубик — Чё ты такой грустный? Локация: Оренбург, ул. Комсомольская, д. 116.
Жёлтый Кубик часто говорит, что его интересует «живой город». Он замечает детали, которые обычно считаются несовершенством: сушилки для белья, торчащие провода, перекошенные заборы, следы ремонта, мелки на тротуаре. Он признаётся, что любит эту «ущербность», но в хорошем смысле. В ней есть ощущение того, что пространство не умерло и не законсервировано. Оно используется, к нему прикасаются, в нем продолжается жизнь. Когда он рассказывает о домино за столиком у подъезда или об украшениях, которые жители придумывают для своих дворов, я ясно чувствую, что его практика растёт именно из уважения к этому человеческому теплу.
Жёлтый Кубик — Duck Локация: Оренбург, ул. Полигонная, 11
В этом смысле его мозаики становятся продолжением этих домашних жестов заботы. Они вписываются в пространство так, как вписалась бы вывешенная кем-то простыня или оставленные на подоконнике рисунки детей. След художника продолжает след людей. Важен не масштаб, а сам факт присутствия. Я вижу в этом перекличку с идеями Тима Кресвелла о месте как практике. Место формируется не архитектурой, а поступками. Мозаика Жёлтого Кубика превращает угол или двор в пространство, на которое кто-то посмотрел внимательно. И мне нравится думать, что благодаря этому вниманию пространство начинает чувствовать себя менее забытым.
Жёлтый Кубик Локация: Оренбург, улица 9 января
Особенно интересна его работа со старым Оренбургом. Он избегает прямого вторжения в памятники, но размещает рядом, будто подчеркивает: «это место важно, посмотри на него внимательнее». Он говорит о том, что старый центр превращается в «беззубую челюсть», и это выражение со мной надолго остаётся. В нём слышится боль, но и попытка бережно удержать то, что осталось. Его мозаики напоминают маленькие маркеры времени. Они зафиксированы в трещинах штукатурки, на кирпичных стенах, на углах домов, которые переживают и медленное разрушение, и равнодушие властей. То, что он выбирает именно такие места, говорит о тихом сопротивлении стиранию городской памяти.
Жёлтый Кубик — Метр Локация: Оренбург, ул. Правды, 2.
Мне интересна его мысль о том, что следы в городе работают как точки притяжения. Один человек проходил квест по его мозаикам в день рождения. Семья устраивала велопрогулку по маршруту «ангелов без дома». Это не просто игра. Это способ собрать разрозненные куски города в единую историю. В этом я вижу связь с идеями Эйвери Гордон про haunting. Мозаики начинают работать как следы прошлого и будущего одновременно. Они вызывают движение, изменяют маршруты, возвращают людей в места, которые могли бы остаться заброшенными. След художника становится приглашением к личной памяти зрителя.
Жёлтый Кубик не прячется от темы утраты. Он говорит о вырубке деревьев, исчезающих троллейбусах, разрушении старых домов. Его мозаики иногда становятся маленькими мемориалами этим исчезновениям. Я вспоминаю мысли Джудит Батлер о том, что не каждая утрата получает право на память. В случае с городом это особенно заметно. Когда исчезает дом, который никто официально не признал ценным, кажется, что он исчезает без следа. Художник возвращает этому месту хотя бы небольшое напоминание. Он не может спасти дом, но может вписать в пространство маленький жест, который говорит: это место было важно кому-то.
Жёлтый Кубик — Кто? Что? «Кто?» — Оренбург, улица Герцена, 24 «Что?» — Оренбург, улица Чернышевского, 24
Для меня Жёлтый Кубик — художник, который работает с городом не как с холстом, а как с живым телом. Он реагирует на его раны, уязвимости и неожиданные красоты. Его визуальные следы становятся не протестом и не украшением, а способом сказать городу: «я вижу тебя». И в ответ город начинает говорить с теми, кто замечает эти маленькие плиточные сигналы.
Никита Nomerz: след как возвращение голоса забытому
Nikita Nomerz
В интервью и работах Nikita Nomerz у меня возникает ощущение, что он разговаривает не с «городом вообще», а именно с теми его частями, которые уже почти выпали из жизни. Заброшенные башни, деревянные дома с трещинами, старые двери, фанерные сараи. Там, где для большинства горожан есть только «разруха» и «страшная развалюха», у него появляется лицо, взгляд, фигура, которая буквально вылезает из стены.
Nikita Nomerz — Большой брат, (2010) Локация: Нижний Новгород
Мне очень запомнилась его формулировка: он не захватчик, он заполняет городские пустоты. В этом определении уже спрятана ключевая мысль о памяти. Пустота в городе почти никогда не бывает нейтральной. Она образуется там, где что-то умерло, разрушилось, стало никому не нужным. Такие места оказываются вычеркнутыми из повседневных маршрутов и из официального образа города. Когда Nomerz рисует свои «живые стены», он не столько украшает фактуру, сколько признаёт: здесь что-то было, здесь есть история, и она не обязана исчезать тихо.
Его серия «Живые стены» особенно хорошо раскрывает эту логику. «Большой брат» на заброшенной водокачке, «Узник», который символизирует личный опыт несвободы, лица на башнях и домах в разных городах. Во всех этих работах стене возвращается тело. Окна становятся глазами, трещины превращаются в морщины или шрамы, дверной проём становится ртом. Архитектура начинает смотреть на людей. Здесь я сразу вспоминаю идеи Эйвери Гордон о haunting. У неё прошлое не просто «лежит в архиве», оно возвращается как фигура, как призрак, который смотрит в ответ. У Nomerz городские «призраки» получают очень конкретные лица.
Nikita Nomerz —Точки, (2017) Локация: Нижний Новгород
Важно, что он сознательно выбирает забытые и неухоженные места. Он называет Нижний Новгород городом сил, городом со слоистой историей. И при этом работает именно с теми его фрагментами, которые не попадают на туристические открытки. Старые дворы, задворки, деревянные кварталы, заброшенные здания около обрывов. Это не привычный центр, а скорее подкорка города. Для меня это очень точное понимание того, где рождается подлинная память. Не в отреставрированной площади, а в пространстве, которое пока никому не нужно, кроме нескольких жильцов да редких прохожих.
Он часто говорит о том, что у каждого здания есть свой характер и лицо. Это звучит почти как продолжение идей Тима Кресвелла про место как процесс. У Nomerz дом уже не просто объект, который можно снести, зашить сайдингом или забыть. Это персонаж. И как только у него появляется лицо, у горожан меняется отношение. «Атлант», который поддерживает треснувший дом, превращает архитектурную проблему в визуальный образ хрупкости. Дом вдруг становится не «аварийным строением», а телом, которое кто-то держит. Это уже язык заботы и ответственности, а не только языка коммунальных служб.
Nikita Nomerz — Ростки, (2017) Локация: Нижний Новгород
Мне кажется очень важным, что жители часто защищают его работы перед полицией. Есть история, где к нему приехали сотрудники после звонка прохожего, но соседи вышли и начали объяснять, что они за художника. Это маленький эпизод, но он показывает, как визуальный след может превратиться в общий ресурс. Работа начинает принадлежать не только автору. Она становится частью локальной памяти двора. Люди начинают говорить: «Это у нас», «Это наш Атлант», «Это наша башня». След художника активирует следы людей.
Nikita Nomerz — Хрусталь
В его практике постоянно всплывает тема хрупкости. Например, работа «Хрусталь» на дверях старого дома. Сначала там появилась целая хрустальная ваза. Потом её «разбили», поверх написали «я этого не понимаю», и Nomerz перерисовал вазу уже с трещиной и осколками. Для меня это очень явная метафора того, как город обращается с собственной памятью. Что-то создаётся с любовью, потом это обесценивают, ломают, не понимают, но след уже нельзя полностью стереть. Трещина тоже превращается в часть истории. Здесь я легко слышу отголоски Джудит Батлер и её размышлений о невидимых утратax. Не всё, что рушится, получает право на траур. Но через уличный жест художница или художник может хотя бы зафиксировать сам факт этого разрушения.
Nikita Nomerz — Узник
Мне важно ещё и то, что Nomerz не романтизирует хаос. Он говорит о выборе мест как об ответственности. Он старается не перекрывать чужие работы и ищет пространства, которые действительно пустуют. Его интересуют не только стены, но и маршруты. Фестиваль «Место», который он делает с командой, превращает Нижний в настоящий город-квест. Маршруты по уличным работам позволяют увидеть, как разные авторки и авторы по-разному заполняют пустоты. Это уже не одиночный след, а целая сеть, в которой соединяются образы, техники и микроистории. По сути, он формирует альтернативный городской архив, рассыпанный по дворам и районам.
Думая о следах и памяти, практика Nomerz показывает мне одну важную вещь. Оставить след иногда значит не заявить о себе, а дать голос тому, что уже почти исчезло. Его работы с заброшенными домами, с треснувшими фасадами и фанерными сараями возвращают в поле зрения ту часть города, которая обычно тихо уходит. Это не ностальгия, а признание права этих мест на присутствие.
Тимофей Радя: след как политическая и эмоциональная память
Тексты и уличные работы Тимофея Радя сразу создают ощущение, что город у него воспринимается не как фон, а как место, где мысли буквально материализуются. Он постоянно работает с фразами, которые обычно остаются внутри, и именно эта внутренняя природа делает его практику такой уязвимой и такой прямой. В его текстах нет декоративности. Они напоминают не лозунги, а состояние человека, который так долго думал о чём-то, что наконец решился написать это огромными буквами на крыше, в пространстве, где слышно всем.
Важная особенность Радя, это его внимание к поверхности города как к единому телу. Он пишет, что стена комнаты и стена дома для него не отделены друг от друга. Городская поверхность становится продолжением внутренней стороны человека. В этом подходе есть ощущение прямого соприкосновения: мысль проходит через тело, через руки, через краску и вдруг оказывается частью городской ткани. Так рождается след, который не фиксирует «факт присутствия», а превращает личное переживание в часть общего пространства.
Тимофей Радя — Пустые разговоры, (2016) | Все это не сон, (2018) | Чем больше света, тем меньше видно (2016)
Одним из самых ярких примеров такого высказывания стала надпись «Жить — прошлым!» в Екатеринбурге. Она появилась на пустых рамках старой советской вывески и держалась всего два дня. Но даже эта краткость сделала её сильнее, чем если бы она стояла годами. В момент, когда текст занял пространство, предназначенное для идеологического послания, город на короткое время стал честнее, чем хотела бы официальная система. Радя не спорит напрямую, он не кричит громче власти. Он выбирает точку, где форма уже знакома, а содержание — неожиданно личное. И в этом месте возникает разрыв, который мгновенно становится памятью.
Тимофей Радя — Жить прошлым (2022)
Временность — один из ключевых элементов его искусства. Фразы исчезают, их сносят коммунальные службы, перекрашивают, стирают. Но Радя не пытается бороться за долговечность. Напротив, он принимает эту хрупкость как часть художественного жеста. Работа живёт ровно столько, сколько выдерживает поверхность. Она рождается ночью, принадлежит художнику несколько часов, а на рассвете становится общей. И это превращение из личного в общее часто оказывается важнее, чем материальность самого объекта.
Мне особенно близко то, как он говорит о страхе. Для него страх — не препятствие, а естественный спутник уличной работы. Это чувство показывает, что жест не автоматический, что он идёт изнутри, а не ради видимости. И именно страх делает короткое появление текста в городе моментом настоящей искренности. Радя подчёркивает, что идея возникает один раз и если её не выполнить, она исчезнет. Это звучит резко, но в этом есть логика уличного искусства: мысль должна успеть встретиться с местом, пока оба ещё живы в том состоянии, в каком были задуманы.
Тимофей Радя — Кто мы? Откуда? Куда мы идем? , (2017)
Тимофей Радя — Я бы обнял тебя, но я просто текст (2014)
Тема дома проходит через многие его размышления. Он пишет о городах, которые сияют, и о городах, которые медленно гаснут. О пустоте, которая может оказаться не вокруг, а внутри человека. О тишине, которая возникает, когда внутреннее и внешнее наконец совпадают. Для меня всё это связано с тем, как появляется след в городе. Уличное высказывание часто возникает именно там, где реальность уже не воспринимается как дом. И тогда текст становится способом вернуть себе ощущение присутствия.
Во многих интервью Радя говорит о том, что работа на улице это всегда диалог с теми, кого никогда не увидишь. Неожиданная встреча с незнакомкой, которая однажды скажет: «я видела это». И в этот момент след превращается в связь, которую невозможно создать в другом формате. Искренность, риск, хрупкость и общая поверхность делают его практику не просто художественной, а почти этической.
Тимофей Радя — What are we going to do tomorrow / If there’s no one to believe today (2022)
Особого внимания заслуживает и момент, который Тимофей часто вспоминает после работы What are we going to do tomorrow / If there’s no one to believe today. Когда его задержали после повторных протестов и оформили протокол, майор на прощание сказал фразу, которая звучала почти как цитата: «Я бы обнял вас, но вы просто текст». Это зеркально отсылает к работе Радя 2014 года — огромной надписи: «Я бы обнял тебя, но я просто текст». Тогда эта фраза была про невозможность телесного контакта между человеком и городом: текст признавал собственную ограниченность, свою неспособность сделать жест полностью. А спустя годы реальный человек — представитель власти произнёс её в изменённом виде, как будто на секунду оказался внутри логики самого художника. Майор назвал Радю «текстом», а не нарушителем, не фигурантом дела, а именно словами. В этот момент городская надпись, когда-то существовавшая как уличная поэтика, прорвалась в речь человека и обнажила то, что делает уличное искусство живым: оно вплетается в память людей так глубоко, что возвращается в моменты, когда никто этого не ожидает. Это и есть след не на стене, а в языке.
Тимофей Радя — What are we going to do tomorrow / If there’s no one to believe today (2022)
Работы Тимофея Радя показывают, что след в городе может быть не объектом, а высказыванием. Такой след живёт коротко, но точно. Он возникает там, где внутреннее состояние нуждается в том, чтобы стать видимым. И исчезает ровно тогда, когда должен. В этом подходе нет стремления увековечить себя. Напротив, здесь есть желание дать городу возможность услышать то, что обычно скрыто в частной тишине. Именно поэтому его уличные тексты становятся частью памяти города даже тогда, когда от них остаются только фотографии и воспоминания тех, кто случайно поднял голову.
Фильм Exit Through the Gift Shop: след как документирование отношений
Фильм «Выход через сувенирную лавку» давно перестал восприниматься мной просто как история про Бэнкси или про превращение уличного искусства в товар. В нём есть более важный слой, который проявляется не сразу. Это история о людях, которые оставляют следы, потому что иначе исчезнут. И о городе, который пытается эти следы удержать, но делает это очень странными и несовершенными способами.
Exit Through the Gift Shop (2010)
Тьерри, главный герой фильма, постоянно снимает всё вокруг. Он собирает обрывки моментов так, как другие собирают вырезки или воспоминания. Для меня этот его навязчивый жест выглядит как попытка зафиксировать живых людей, пока они ещё существуют рядом. В фильме почти нет прямого разговора про память, но именно она лежит в основе всей динамики: художники рисуют, Тьерри снимает, город наблюдает, а потом всё исчезает — краска смывается, стены перекрашиваются, кадры теряются в коробках. Этот поток стирания заставляет сильнее чувствовать ценность любого следа, даже самого неуклюжего.
Бэнкси в фильме тоже появляется как фигура, которая понимает природу исчезновения. Он давно работает с идеей хрупкости жеста. Но самое интересное — то, как он реагирует на Тьерри. Не осуждающе, не иронично, а устало. Как будто признаёт: все мы пытаемся оставить в городе что-то своё. У кого-то получается изящно, у кого-то — чрезмерно, но мотивация одна и та же. Человек боится раствориться без следа, а город становится площадкой, где этот страх можно на секунду остановить.
Exit Through the Gift Shop (2010)
Фильм фиксирует уличных художников в момент, когда они ещё не превратились в бренды. Они бегут, рисуют ночью, спорят, красят, спорят снова. И всё это выглядит не как эстетическая борьба, а как отчаянная попытка придать миру форму, которая будет держаться хотя бы до утра. В этом есть трогательная честность: никто из них не делает работу «вечной». Они делают работу «сейчас», потому что завтра уже будет поздно.
Exit Through the Gift Shop (2010)
Меня особенно задевает то, как в фильме показан город. Он появляется не как территория контроля, а как огромная поверхность, где тысячи невидимых историй сталкиваются, оставляют следы и исчезают. Стена превращается в архив, но архив живой и нестабильный. Каждый новый рисунок стирает предыдущий. Каждый новый жест меняет язык улицы. Эта нестабильность делает город похожим на память: хрупким, неполным, иногда случайным. И при этом удивительно честным.
Если смотреть на фильм с этой точки зрения, он перестаёт быть историей о коммерциализации. Он превращается в исследование того, что заставляет людей идти на улицу и оставлять свои следы в местах, где их никто не просил. И каждый из героев отвечает по-своему: кто-то ищет признание, кто-то свободу, кто-то ощутимые доказательства собственного существования. Но в итоге все упираются в один и тот же вопрос: что останется, когда краска исчезнет?
Exit Through the Gift Shop (2010)
Фильм показывает, что уличное искусство это не только про жест, но и про страх исчезнуть без следа. Город становится местом, где этот страх обретает форму, пусть временную. След на стене превращается в способ удержать момент, человека, эмоцию, даже если это длится несколько часов. И именно эта временность делает след ценным. Он существует ровно столько, сколько нужно, чтобы кто-то успел его увидеть и понести дальше.
Заключение
Когда я начала это исследование, вопрос звучал довольно просто: зачем люди оставляют свои следы в городе. Чем больше я погружалась в практики художников и наблюдала за тем, как живут их работы, тем очевиднее становилось, что за этим жестом стоит не желание украсить стену и не стремление заявить о себе громким голосом. След появляется там, где человек ищет способ быть услышанной внутри среды, которая легко стирает индивидуальные истории.
Жёлтый Кубик показывает, как маленькая мозаика может вернуть внимание к забытым местам и сделать город чуть теплее. Nikita Nomerz работает со старой архитектурой так, будто даёт голос тем, кого давно не замечают. Тимофей Радя превращает городскую поверхность в пространство честного разговора, где одно короткое высказывание способно на время изменить атмосферу целого района. Фильм «Выход через сувенирную лавку» добавляет к этому ещё один слой — желание удержать следы других, потому что исчезновение всегда происходит слишком быстро.
Все эти примеры показывают, что уличный след это не про вечность, а про контакт. Он рождается из внутренней потребности говорить и из надежды, что кто-то увидит, поймёт, откликнется. Мне кажется важным, что ни один след не существует ради себя. Он всегда создаёт связь: с местом, с городом, с другими людьми. Там, где возникает след, появляется и память. Пусть хрупкая, временная, но настоящая.
Поэтому да, мне удалось приблизиться к ответу. Люди оставляют следы в городе не для того, чтобы остаться навсегда. Они делают это для того, чтобы не исчезнуть незамеченными в моменте, который им важен. Чтобы город заговорил обратно. Чтобы личное стало общим хотя бы на секунду. И если это происходит, значит, след уже выполнил свою работу.
Butler J. Precarious Life: The Power of Mourning and Violence. London: Verso, 2004. Использованы фрагменты о хрупкости жизни и политике уязвимости, с. 22–35, 48–55.
Cresswell T. Place. An Introduction. Chichester: Wiley Blackwell, 2015. Использованы разделы о месте как переживаемой среде, с. 12–31, 96–112.
Gordon A. Ghostly Matters. Haunting and the Sociological Imagination. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2008. Использованы главы о призрачности и следах, с. 7–25, 63–80.
Pile S. Real Cities: Modernity, Space and the Phantasmagorias of City Life. London: Sage, 2005. Использованы фрагменты о городе как эмоциональном поле, с. 41–58, 102–115.
Художественная практика и социальные изменения. Наблюдения из Беларуси и Швеции. Минск: Status Project, 2019. Использованы главы о скрытой жизни художниц и условиях труда, с. 18–55; о наследизации и памяти, с. 99–142; о (не)работе, с. 141–170.
«Известный уличный художник Нижнего Новгорода Никита Nomerz». TravelBlogNN. URL: https://travelblognn.ru/izvestnyj-ulichnyj-xudozhnik-nizhnego-novgoroda-nikita-nomerz-i-vse-chto-vy-xoteli-o-nem-znat. Просмотрено: 26.11.25
Статьи о серии «части целого» и архив работ Nomerz. Дзен. URL: https://dzen.ru/a/YIEQ1kTcXT3owriz. Просмотрено: 26.11.25
Радя Т. Официальный архив работ и текстов. URL: https://t-radya.com. Просмотрено: 26.11.25
Радя Т. Каталог работ. Denis Collection. URL: https://deniscollection.com/radya/. Просмотрено: 26.11.25
Поспелова А. Интервью с Тимофеем Радя. Meduza. URL: https://meduza.io/feature/2022/06/23/esli-zapugat-lyudey-stol-neslozhno-to-kak-raskoldovat-ih-obratno. Просмотрено: 26.11.25
«Плиточки от Кубика». КомУнаВолге. URL: https://komunavolge.ru/guides/culture/za-strit-artom-v-orenburg-plitochki-от-kubika-istlevshiy-ugol-i-sravnenie-s-samaroy.html. Просмотрено: 26.11.25
Материал о работе «угол» и других интервенциях Yellow Kubik. Дзен. URL: https://dzen.ru/a/Y-IGMokbfUJTP6vY. Просмотрено: 26.11.25
Yellow Kubik. Архив работ, описания, фото. Telegram-канал: https://t.me/yellowkubik. Просмотрено: 26.11.25
Exit Through the Gift Shop. 2010. Просмотрено в VK Video. URL: https://vkvideo.ru/video-62268523_171601126. Просмотрено: 26.11.25
Yellow Kubik. Архив уличных работ. Telegram-канал художника. URL: https://t.me/yellowkubik. дата обращения: 27.11.2025
Timofey Radya. Официальный архив работ и фотодокументация. URL: https://t-radya.com/. дата обращения: 27.11.2025
Nikita Nomerz. Официальный сайт и портфолио работ. URL: https://nikitanomerz.com/. дата обращения: 27.11.2025
Exit Through the Gift Shop. Banksy, 2010. Кадры фильма (просмотр в VK Video). URL: https://vkvideo.ru/video-62268523_171601126. дата обращения: 27.11.2025
