I. Прокрустово ложе традиции
I. Прокрустово ложе традиции
Поднявшись на шестой этаж, у выхода из лифта мы видим инсталляцию Петра Быстрова «Прокрустово ложе. Реконструкция римской копии с греческого оригинала». Мы не знаем, существовал ли мифологический разбойник Прокруст, который считал себя идеалом, а пойманных им жертв в случае несоответствия «канону» своего роста укорачивал или растягивал. Возможно, он считал себя своего рода Робин Гудом, отнимающим излишки у одних и дарующим их другим, пусть это и мучительно.
Эта брутальная инсталляция Быстрова, стоящая на четырёх брёвнах в зале между четырёх классических колонн, показывает, как из древнего вырастало цивилизованное, но до сих пор сохранилось примитивное желание доминировать.
Петр Быстров. Прокрустово ложе. Реконструкция римской копии с греческого оригинала. 2019. Фанера, металл, смешанная техника
За пыточной инсталляцией — античный ужас семьи Ниобид и строгий разум зала ученого совета РГГУ.
Но был ли Прокруст? Пётр Быстров играет с самой темой мифа и факта, делая реконструкцию того, что никто никогда не видел, а как изобретатель жанра «скобогравюры» и художественного направления «гиризм», связанных с физическими усилиями и тренировками, похоже, иронизирует над тем, что соответствие идеалу достигается применением силы.
Петр Быстров. Даника. Тесей и Минотавр. Крест на кольцах. Из серии скобогравюр. 2016
Видеомэпинг Дмитрия Булныгина, проекция движущихся дождевых червей на статую Дорифора — интерпретация понятия «экорше» (от фр. écorché «ободранный»), пособия для изучения мускулатуры человека, — становится одновременно и вариацией темы memento mori.
Движение червей словно оживляет скульптуру, но и подчеркивает бренность человеческой плоти. Жизнь неидеальна уже тем, что не вечна.
Дмитрий Булныгин. Экорше. Видеомэпинг на слепок статуи Диадумена. 2015
Небольшая картина Игоря Новикова «Порочный круг» над входом в самый торжественный зал музея превращается в род информационной таблички, а красный фон сигнализирует о предупреждении или запрете. Как и во многих своих картинах 2010-х годов, художник заменяет персонажей пиктограммами. Эта композиция напоминает древнегреческий рельеф «Трона Людовизи», изображающий Рождение Афродиты и выход со дна морского. Разные цвета фигурок по сторонам могут подразумевать противоположные позиции персонажей, а драпировка в центре вместо Афродиты — и снятие покровов, и сокрытие чего-то важного. Возможно, эта неоднозначность — символ цикличности истории: потомки, устанавливая новые правила, возвращают то, что было отменено предками.
Фрагмент античного «Трона Людовизи». Игорь Новиков. Порочный круг. 2014. Холст, масло.
В большом зале одной из значимых тем становится академическое художественное образование. Насколько копирование старых образцов адекватно задачам современности, нужно ли стремиться создать нечто подобное тому, что уже сделано древними мастерами? Многие работы выставки своим обращением к древним формам и сюжетам доказывают, что это универсальный язык европейского художника, но интересен он тогда, когда с его помощью автор делает собственное актуальное высказывание.
Муза Полимния, студенческая копия статуэтки пляшущего сатира, статуя Аполлона Мусагета
Ещё одно видео Дмитрия Булныгина, «Гипс»: один студенческий рисунок стирает другой постепенно, и мы видим ужасные картины, где лицо Геракла вырастает из живота Дискобола, а Венера Милосская обретает ноги «Мальчика с гусёнком».
Навязываемое стремление к идеальному порождает монстров безразличия. Можно назвать это критикой системы, при которой рисунки для студентов нужны только, чтобы пройти очередной просмотр, и выбрасываются пачками.
Слепок «Надгробия Лисистраты». Видео «Гипс» Дмитрия Булныгина. 2015. 45 мин, закольцовано
Но академическое художественное образование — это и некая общность прошедших школу, «посвящение в число избранных». Особенно учитывая, что в СССР желание стать художником представлялось осуществимым только через получение официального образования. Так один из столпов московского концептуализма Юрий Альберт, бравший частные уроки рисования в мастерской Комара и Меламида, там узнал, что искусство может быть другим, хотя пришёл учиться рисовать. Но до сих пор часть его работ посвящена рисованию с натуры и восприятию классики. А Дмитрий Гутов получил образование искусствоведа в Институте имени И. Е. Репина, и, став потом современным художником, продолжает интересоваться реалистическим искусством и его перспективами. Кузьма Петров-Водкин пишет в своих воспоминаниях слова своего соученика о клубе-мастерской под шефством Павла Чистякова:
«Это были наши катакомбы […] Чистяков такие развертывал перед нами задачи, что многие с мозгов срывались. Краска и карандаш для нас были как оружие древних рыцарей…»
Этот род служения искусству — приношения жертвы классике — продолжается в серии скульптур Анфима Ханыкова «Мощи». Многократно и многими нарисованные глаз, ухо, стопа или губы «Давида» Микеланджело напоминают вотивные статуэтки (глиняные, металлические изображения глаз, ушей, груди, ног, сердца и др.), которые с давних времен и до сих пор приносят в храмы верущие в благодарность за исцеление от той или иной болезни. Сделанные Ханыковым из различных пород дерева, будто живые с прожилками древесины, глаза, голова, руки и грудь, лежащие на латунных подносах — пропилеи для адептов искусства, ведущие к статуе Аполлона Кифареда.
Анфим Ханыков. 2018. Из серии «Мощи». Лиственница, сосна, можжевельник, латунь. «Фома». Сосна, объемная резьба, обжиг
Можно сказать, что это просьба покровителю искусств о силах, которые нужны художнику — зрение, ум в согласии с руками, и чувства. Пропилеи Анфима Ханыкова завершает «Фома» — торс, что формой отсылает к античности и неполной сохранности, но сюжетом обращённый к христианству — в торс снаружи проходит кисть руки «неверующего, но убедившегося», не имеющая продолжения, абстрактная рука зрителя. Фомой мог бы быть Станиславский и его «не верю», и здесь у ног Аполлона явлен реализм чуда и стремление искусства сомневаться, изучать, создавать иллюзии, которые правдивы.
Сергей Денисов/Иван Колесников. «Ментальное исчезновение». Триптих. 2018. Холст, масло, акрил. Слепок статуи «Аполлон Кифаред»
Выше статуи Аполлона, «стирая» все полутона и тонкие детали постоянной экспозиции, затмевая окружение яркими акриловыми цветовыми полями, раскинулся гигантский триптих «Ментальное исчезновение» Ивана Колесникова и Сергея Денисова. Монохром — главная тема в творчестве художников, однако они отнюдь не апологеты абстракции. В их произведениях заложено внутреннее противоречие между черно-белой документалистикой и цветными плашками абстрактных понятий. И в этой работе — скорее сожаление об упрощении искусства.
Сергей Денисов/Иван Колесников. Ментальное исчезновение. 2018. Холст, масло, акрил
Недаром посреди цветовых полей написаны номера красок по таблице RAL — точно такой цвет каждый может заказать в строительном магазине, вместо долгого поиска «того самого» цвета на палитре. Но холсты закрашены не полностью, и по краям ещё видны мастерские рисунки углём и динамичные сюжеты, среди них попадаются и детские рисунки, напоминающие о том, что стремление рисовать, создавать сюжеты — врождённое свойство человека.
Современный мир всё упрощает, многие знания — многие печали. Сюжеты и формы реализма нынче утомляют и кажутся устаревшими. Для зрителя проще уйти в дауншифтинг созерцания чистого цвета, а для художника — в абстракцию.
Этой работе вторит графика Артёма Корнилова из серии «Возможно в пространстве Пи» — художник наполняет неизвестными биологическими формами копии несуществующих пространств из гравюр Пиранези. Это ироническая джентрификация воображаемой «бумажной» архитектуры. В реальности места, где люди занимались конкретной деятельностью, заводы, склады, отдаются временно или на постоянной основе под культурную деятельность. Место производства и хранения вещей занимает некая абстракция. Она оказывается в центре внимания, но остается непонятной и чужеродной.
Артём Корнилов. Работы из серии «Возможно в пространстве Пи». 2018. Рисунки по репродукциям гравюр Пиранези. Бумага, цифровая печать, акрил
Майкл Арутюнян Мой манифест E.D.A 2020 Кадры из видео. 2 мин 12 сек
